15 октября, 06:50 20 мин.

Брюс Гроббелар. «Жизнь в джунглях. Автобиография» 28. Арестован; 29. Облегчение

Антон Перепелкин

Автор

178

Привязанный к земле
Убегая из дома
Колдун
Лидер «палки»
Война в Южной Родезии
Спасенный футболом
Зеленая Мамба
Футбольный цыган
В «Ливерпуль» на спор за £1
На самой глубине
Принц-клоун
Дни матчей
Влюбляюсь
Европейская поездка
«Эвертон»
«Эйзел»
Природа вратарского мастерства
Менталитет победителя
«Хиллсборо»
Закрытие болезненной весны
Последний титул
Кенни уходит в отставку
Битва с Сунессом
«Саутгемптон»
Спецоперация
Винсент
Прослушан
Арестован
Облегчение
Глубинка
Футбольный суд века
Странствующий игрок
...

28. Арестован

КАК БЫ НИ КАЗАЛОСЬ ЭТО НЕЛЕПЫМ ВНАЧАЛЕ, ВСЕ ВСТАЛО на свои места, как только утихла шумиха в прессе. Я тренировался, играл и получал собачьи оскорбления от приезжих болельщиков, но это было нормально — я к этому привык. У меня была своя рутина в «Саутгемптоне», я ездил в Виррал, чтобы повидаться с семьей, или брал несколько дней отпуска, когда позволяли школьные каникулы. Мне нравилось играть под руководством Алана Болла, и хотя «Делл» был более простым, чем «Энфилд», в нем были свои прелести.

Я ничего не слышал от Криса Винсента, но через других был в курсе того, чем он занимается. Sun, как и подобает им, отбросила его, как только история ушла с первых полос. Когда он отправился в их штаб-квартиру в Уоппинге и встретился с редактором Стюартом Хиггинсом, настаивая на большем количестве денег, доме и машине, его нелепые требования были отвергнуты. Когда Винсент начал угрожать, Хиггинс выгнал его с помощью охраны. Изгнанный Sun, он отправился к другим журналистам, выпрашивая деньги в обмен на очередные фантазии обо мне.

Я также знал, что Винсент страдает паранойей и распространяет ложь, пытаясь внушить, что я склонен к насилию или участвую в каком-то заговоре, чтобы добраться до него. Однажды я, по-видимому, должен был прибыть в аэропорт Гатвик из Зимбабве сопровождающим рейсом одновременно с ним, и он отказался покинуть самолет без вооруженного полицейского сопровождения. Я даже не знал, что он был там, не говоря уже о том, что у меня был план нападения на кого-то в одном из самых тщательно охраняемых мест в Британии! Я ни разу не угрожал ему. На встрече у Хьюлетта я сказал ему, что не хочу больше с ним встречаться и что в противном случае я могу сделать что-то такое, о чем потом буду жалеть. Но когда мы снова встретились, я уже немного успокоился. Я никогда не преследовал его. Его избили в баре в Йоханнесбурге, но я тут ни при чем.

Все это время мои адвокаты готовились к предстоящему судебному процессу по делу о клевете, в ходе которого я был уверен, что не только очищу свое имя, но и получу от Sun значительную компенсацию.

Ходили разговоры о полицейском расследовании, но на тот момент я не знал, что оно ведется. Мне кажется, что обвинения были настолько надуманными, настолько смехотворными, а полиция настолько занята реальными проблемами правопорядка, что не стала бы этим заниматься. Глава уголовного розыска Хэмпшира сказал телерепортеру: «Он у нас под боком. Возможно, там ничего нет, но я посмотрю». Пока все без комментариев.

Я также осознавал, что за мной постоянно наблюдают.

Примерно в это время я получил письмо от Джимми Смита, бывшего бейсболиста и футбольного комментатора, который переживал не лучшие времена и, будучи пойманным на контрабанде марихуаны, отбывал срок в тюрьме Вормвуд Скрабс. Он написал, предупредив меня о том, что могут сделать власти, поговорив с коллегой из преступного мира, имеющим связи в полиции. Я был достаточно параноидален, чтобы сжечь письмо после прочтения.

Через несколько дней мне позвонил загадочный друг из Южной Африки.

— Брюстер, не мог бы ты зайти в наш гольф-клуб и оплатить мои услуги?

— В мой клуб для гольфа?

— Нет, в наш гольф-клуб.

Я понял, что это код для чего-то другого, поэтому поехал туда и перезвонил ему с одного из таксофонов.

— Что происходит? — спросил я.

— Брюс, твои телефоны прослушиваются. Если прислушаться, когда ты поднимаешь трубку, когда кто-то звонит, ты услышишь щелчок.

В следующий раз, когда кто-то позвонил мне домой, я первым подошел к трубке и действительно услышал щелчок. Вскоре кто-то снова позвонил, и снова раздался щелчок. Третий раз, еще один щелчок.

Я осмотрел нашу улицу, и чуть дальше был припаркован белый фургон, который ранее не привлекал моего внимания. Раньше я предполагал, что это какой-то рабочий фургон, но никаких работ там не велось. Чем больше я думал об этом, тем больше понимал, что он стоит там уже несколько дней, если не недель. И я решил взглянуть.

Я прошел по улице и постучал в заднюю дверь. Внутри что-то зашелестело, и я открыл ее. Внутри фургона находились двое парней в наушниках и множество электронного оборудования. Они были потрясены тем, что я их обнаружил.

— Привет, ребята, — сказал я. — Вам не нужно сидеть здесь и подслушивать мои разговоры. Почему бы вам не пройти в мой кабинет и не послушать как я говорю по телефону в тепле?

Через пятнадцать минут фургон исчез. Кто это был — журналисты, полицейские, частные детективы — я точно не знаю, но щелчки прекратились.

Несмотря на всю эту интригу, то, что произошло дальше, стало неожиданностью.

В понедельник 13 марта 1995 года я готовился к домашнему матчу против «Вест Хэма», который проходил в середине недели. На предыдущих выходных я снял небольшой коттедж, так как ко мне приехал из Канады мой бывший товарищ по команде Брайан Бадд. Брайан работал со мной в «Ванкувер Уайткэпс» и был известным канадским спортивным телеведущим, но, пожалуй, больше всего прославился как трехкратный чемпион в телепередаче «Мировые суперзвезды». Мы провели выходные, играя в бильярд и наверстывая упущенное, а в воскресенье отправились на индийский ужин. В понедельник утром он собирался отправиться на поезде из Саутгемптона в Глазго, чтобы встретиться с Элли Маккойстом, нашим общим хорошим другом.

Брайан рано вставал и, несмотря на проведенную за пивом тяжелую ночь, в пять утра отправлялся на ежедневную пробежку. Он планировал успеть на поезд через час или около того и заглянул ко мне в дверь, чтобы сказать, что отправляется на пробежку перед долгим путешествием на север. Он вышел, вернулся, принял душ и ушел к 5:45 утра.

Через пятнадцать минут в нашу дверь постучали. Тони Миллиган пошел открывать. Я подумал, что Брайан, наверное, что-то забыл, но с кровати до меня донесся голос кого-то другого.

— Брюс Гроббелар, вы арестованы. Я зачитываю вам ваши права. Все, что вы скажете, может быть использовано в качестве доказательства против вас в суде...

Под конец тирады Тони сказал:

— Я похож на Брюса Гроббелара? Я схожу за ним.

Тони вошел в мою комнату.

— Похоже, у тебя неприятности.

Я надел халат и пошел впускать женщину-полицейскую и ее коллег. Она снова начала зачитывать мне мои права.

— Заходите, — сказал я, — я приготовлю вам чай.

Она объяснила, что ее коллеги собираются обыскать мой дом. Я объяснил, что он не мой, что я арендую его только на выходные, но она и слушать не стала. Я понятия не имею, как они узнали, где я нахожусь, и почему не поехали обыскивать мой собственный дом.

— Извините, мистер Гроббелар, нам придется провести обыск в вашем доме.

— Это не мой дом, — ответил я. — Я просто снимаю его на выходные, я живу дальше по дороге. Я отвезу вас туда.

Но они не слушали и, напившись чаю, потратили четыре часа на обыск места, куда я впервые ступил всего 72 часа назад. После этого они отвели меня в полицейский участок и предъявили обвинение, а оттуда — в самую старую полицейскую камеру в Великобритании, в Саутгемптоне. Через 56 часов меня отпустили, но колесики уголовного процесса уже были запущены.

Арест застал меня врасплох. Я его не ожидал. Мы с адвокатами добились значительных успехов в деле о клевете против газеты Sun и составили убедительное дело. Они предупредили меня, что если полиция получит какие-либо улики против меня, то всегда есть риск ареста, но что у них есть?

Несколько записей, на которых Винсент говорит всякую чушь, а я изображаю инспектора Клюзо? Достаточно ли этого для того, чтобы Королевская прокурорская служба [КПС] создала нечто большее, чем просто заголовок?

Когда я один сидел в полицейской камере в Саутгемптоне, в моей голове проносились такие мысли. Часть меня начала сомневаться в себе. Что, если я сделал что-то не так? Но как я ни старался, я не мог представить, что именно и как мое поведение может быть истолковано.

Когда меня выпустили, я понял, что те мрачные мысли, которые на мгновение овладели моим сознанием, можно было бы развеять. Помимо меня, в качестве соучастников были арестованы центральный нападающий «Астон Виллы» и бывшего «Уимблдона» Джон Фашану, вратарь «Уимблдона» Ханс Сегерс и малазийский бизнесмен Хенг Суан Лим, которого я знал как Ричарда Лима. Я знал их всех — против Сегерса и Фашану я играл много раз — но мысль о том, что мы участвовали в каком-то заговоре, чтобы вместе проигрывать футбольные матчи, выходила за рамки реальности.

Это была просто фантастика. Бедный старый Ханс ни в чем не виноват. Он был опустошен, и по-настоящему расстроен. Честно говоря, я не знаю, что послужило основанием для его ареста, кроме того, что он играл за «Уимблдон» в драматическом матче с «Эвертоном» в последний день сезона 1993/94. Чтобы остаться на вершине, «Эвертону» нужно было сыграть лучше соперников из нижней части турнирной таблицы Премьер-лиги, и в итоге они победили со счетом 3:2. Я предполагаю, что полиция или КПС посмотрели на тот матч и подумали: «громкая игра, от ее исхода зависит очень многое, драматическая поздняя победа «Эвертона»». Но сделать это было все равно что сложить два и два и получить 12. Если бы игра была сдана, то почему «Уимблдон» повел в счете 2:0? Как мог Сегерс допустить два гола «Эвертона» — пенальти и чудо-гол Барри Хорна во втором тайме?

Доказательством — если это можно так назвать — стал поздний победный гол форварда «Эвертона» Грэма Стюарта, который Сегерс неправильно оценил и перепрыгнул через мяч. В программе Match of the Day даже комментатор Барри Дэвис признал: «Ханс Сегерс, по правде говоря, немного напортачил». Но вот что я вам скажу: чтобы добраться до такой ситуации в котле шума и страха — накануне вечером сгорел автобус «Уимблдона» — и добиться результата, потребовались бы огромные и тщательно продуманные усилия. И если Фашану был его главным соучастником, то как он координировал действия со своей позиции на трибунах «Гудисона», ведь он не играл?

Мы с Фашану были двумя самыми известными африканскими футболистами в Англии в то время. Хотя он родился в Лондоне и дважды выступал за сборную Англии в конце 1980-х годов, он считает себя нигерийцем — по стране рождения своего отца — и выразил сожаление, что не выбрал сборную Супер Орлов вместо Англии. Его жена Мелисса происходила из западноафриканской аристократии, и благодаря ее семье и собственной известности он стал влиятельной фигурой в этой части света. Мы уже несколько раз собирались вместе, однажды обсудили благотворительный футбольный матч в пользу семей сборной Замбии, которая погибла в авиакатастрофе в 1993 году. В другой раз мы обсуждали, как помочь африканским футболистам играть в Европе. Инвестиции в Mondoro также обсуждались, но так ни к чему и не привели, потому что Винсент так и не составил бизнес-план.

Ричард Лим был молодым бизнесменом, имевшим хорошие связи среди малазийской элиты. «Дато» — это почетный титул, которым награждают таких людей. Меня представили ему, потому что у него были хорошие связи с производителями одежды на Дальнем Востоке, а достать комплект формы для сборной Зимбабве всегда было непросто. У ZIFA никогда не было денег, и это было время, когда производители спортивной одежды не видели выгоды в сделках с небольшими футбольными странами. Не забывайте также, что в начале 1990-х годов мир был гораздо больше. Теперь, если вы захотите найти производителя одежды, вы просто заглянете в Интернет. В то время нужно знать кого-то, кто мог бы выступить в качестве посредника или завести знакомство. У Ричарда были такие связи. Он был тем, кто мог помочь.

Ричард также иногда платил за футбольные советы. У меня было подобное соглашение с норвежской газетой Dagbladet, и я всегда четко понимал, что никогда не смогу сделать это для своего клуба, поскольку правила ФА по ставкам — насколько ограниченными они были в то время — запрещали это. Опять же, нужно рассматривать это в контексте того времени. Сейчас, в эпоху интернета, доступно огромное количество информации, причем не только новости о команде, но и данные, статистика и форма. В те времена, особенно если ты находился за пределами Великобритании, у футбольных болельщиков было очень мало информации. Правильно или нет, но я рассматривал эту работу как форму работы эксперта. Если люди ставят на это, значит, так тому и быть. Кроме Grand National [Ежегодная скаковая гонка, примеч.пер.] или когда я играю в гольф с друзьями, я не азартный человек и не интересуюсь этим.

Будучи игроками, мы имели весьма ограниченное представление о том, как футбол в некоторых странах подрывается из-за договорных матчей. Как правило, это делается с помощью шантажа и принуждения, когда подставщики используют в своих целях недостаточно оплачиваемых или вовсе неоплачиваемых и уязвимых игроков. Я не знал, что этот мир существует, и уж точно в Англии все было не так. На родине Ричарда, в Малайзии, это, к сожалению, было — и остается — так, но я тогда мало что понимал, хотя и сыграл там пару выставочных матчей летом 1994 года.

С Dagbladet у меня был постоянный контракт на предоставление советов. С Ричардом это случалось нечасто, три или четыре раза. Должен ли я был это делать? В то время это не было ничем запрещено. Может быть, я был наивен, но тогда я не видел в этом ничего плохого. Сейчас, в эпоху, когда правила изменились настолько, что футболисты больше не могут делать ставки, а кто-то вроде Джоуи Бартона из-за этого завершил свою игровую карьеру, я бы, конечно, не стал этого делать. В наши дни все настолько сдвинулось в другую сторону, что если я работаю на «Ливерпуль» в предматчевом мероприятии, то не могу сделать ставку, даже если бы захотел.

Когда полиция представила дело о том, что я участвовал в каком-то широкомасштабном преступном сговоре с Ричардом, Джоном и Хансом, я просто не мог в это поверить. Это была просто фантастика. Связи между нами были настолько слабыми и разрозненными, что даже в самых отдаленных уголках моего воображения я не мог понять, как они могли или могут построить дело против нас. Сидя в полицейской камере в течение столь долгого времени, многое неизбежно проносится в голове. Но понять, как они соединили точки в этом деле, было просто невозможно.

29. Облегчение

НА ПРОТЯЖЕНИИ ВСЕГО СЕЗОНА 1994/95 НАДО МНОЙ висело это полицейское расследование. «Саутгемптон» закончил сезон на десятом месте. Мы сыграли много матчей вничью, но это была солидная кампания, в которой я сыграл 30 матчей — несмотря на все, что произошло, и травму скулы — и мы финишировали, опередив такие команды, как «Арсенал», «Челси» и «Эвертон».

Большая часть моего пребывания в «Саутгемптоне» проходила на фоне растущей шумихи в СМИ по поводу выдвинутых против меня обвинений в договорных матчах. Клуб был великолепен. Они были непоколебимы в своей поддержке. Алан Болл поверил мне с самого начала, и мое место в первой команде никогда не было под серьезным вопросом. Я получил неприятную травму скулы и носил маску, чтобы защитить себя, и он все равно меня выпускал на поле. А почему бы и нет? «Саутгемптон» переживал свой лучший сезон за последнее десятилетие, и я играл свою роль в этом возрождении.

В Британии товарищи по команде довольно суровы, когда дело доходит до насмешек. И да, некоторые из них, как и следовало ожидать, отшучивались. Иэн Дауи, например, засунул пачку денег из «Монополии» под мое полотенце. Он пытался растопить лед, хотя у меня возникло ощущение, что некоторые из них считают меня виновным. Одним из тех, кто мне доверял, был Кен Монкоу. Он был очень благосклонен. Каждый день мы вместе ездили на тренировки.

Мы с Мэттом Ле Тиссье ходили на тренировки, и, чтобы разогреть меня, он бил мне по воротам. Ле Тиссье был из тех игроков, которые могли попасть мячом куда угодно. Однажды в кустах прятались фотографы, и их было видно. Тогда он крикнул мне: «Брюс! Просто послушай». Он ударил по мячу — треск! — по камере. Ой! Я выбежал из ворот, а там в кустах сидел помятый фотограф с разбитой камерой и жаловался и охал на Ле Тиссье.

— Что ж, вам не следовало там находиться, не так ли? — сказал я ему, едва сдерживая смех, — Это незаконное проникновение.

Несмотря на неопределенность, связанную с судебным процессом, у нас были счастливые и хорошие воспоминания об этом периоде. У меня была квартира в Лаймингтоне, на побережье Солента, и рядом с ней находилась пристань для яхт. Рыбацкие лодки приходили к причалу, а прямо подо мной был паб; я жил на втором этаже. У меня было ведро с веревкой, я опускал ведро и говорил буфетчице: «Две пинты пива, пожалуйста», — и клал деньги в ведро. Я поднимал его, и мы сидели и смотрели на закат. Это было счастливое время. В конце концов мы продали дом на Виррале и построили семейный дом в Сассексе, который и сейчас является домом для моих девочек, недалеко от Руджвика, Западный Сассекс, на границе с Сурреем. Ближайшим крупным городом был Брамли. У нас и там были хорошие времена.

В сезоне 1994/95 мы проиграли всего 12 из 42 матчей. Мы слишком часто играли вничью и пропускали слишком много голов, но и забивали тоже много. Под руководством Болла Ле Тиссье стал одним из самых интересных игроков Премьер-лиги. С момента прихода Алана он забил 45 голов в 64 матчах, но дело было не только в количестве голов, но и в их разнообразии: он мог забить с любого угла, в том числе и прямым ударом с углового.

И все же, несмотря на этот ощутимый прогресс, было ощущение, что «Саутгемптон» — клуб, который делает все по дешевке. Алана взяли из «Эксетер Сити», а не из другого клуба Премьер-лиги, и его зарплата была соответственно низкой — самой низкой для менеджера высшей лиги. Большинство других клубов вознаградили бы его новым контрактом за те успехи, которых он добился, но на «Делле» так не поступали. Вместо этого, когда «Манчестер Сити» сделал предложение, Алану разрешили провести переговоры о вакантной должности менеджера.

К моему разочарованию, он согласился на эту должность, и «Саутгемптон» получил кругленькую компенсацию. Не было никакой дальновидности. Это была самая худшая экономия.

САМЫМ СТРАШНЫМ ИЗ ВСЕХ ОСТАВШИХСЯ НЕРАЗРЕШЕННЫМИ ВОПРОСОВ в отношении меня было то, как это отразилось на моей семье. Ты как можешь справляешься с любым кризисом, с которым сталкиваешься в жизни. Другого пути нет. Ты не можешь просто отвернуться и надеяться, что все пройдет само собой. Но было трудно видеть, как мои дети страдают в школе, какое напряжение испытывает Дебби и как это отражается на ее родителях. Моим высвобождением был футбол, а вот у Дебби, которая на протяжении всего времени была удивительно сильной, не было такого спасения. Я старался, насколько это было возможно, скрыть Тали и Оливию от происходящего, но избежать столь пристального внимания было невозможно. Это ранило их больше, чем меня. Им было неприятно слышать, как люди плохо отзываются об их отце.

В начале июля, вскоре после начала предсезонной подготовки, мне, как и Фашану, Сегерсу и Лиму, пришлось явиться в полицейский участок. Никаких обвинений предъявлено не было. Тем временем мое дело о клевете против Sun продвигалось, и примерно в то же время мы подали официальный ответ в свою защиту.

И вот, совершенно неожиданно, через три недели после того, как мы покинули полицейский участок без предъявления обвинения, в понедельник 24 июля 1995 года нас четверых вызвали обратно и, вместе с женой Фашану, предъявили совместное обвинение в заговоре и коррупции. Больше не было ни вопросов, ни продолжения, только эти обвинения. Я был достаточно взрослым и мудрым, чтобы ожидать чего угодно на этом этапе — даже безумия, когда эти обвинения доходят до уголовного суда. Знание истины успокоило меня. Мне также повезло, что в это время я занимался футболом, и мой гнев выплескивался на футбольное поле.

Но для моей семьи это было огромным потрясением. Дебби была опустошена. До этого момента она абсолютно верила в мою невиновность, но внезапно это вызвало у нее некоторые сомнения.

НА МЕСТО АЛАНА БОЛЛА В «САУТГЕМПТОНЕ» ПРИШЕЛ ДЭЙВ МЕРРИНГТОН, назначенный из другого подразделения клуба. Он был популярен среди болельщиков — многие из которых были в ярости от ухода Болла — но и он был дешевым вариантом. У него не было такого профиля, как у Алана Болла — потрясающего футболиста, выигравшего чемпионат мира. Карьера Дэйва началась и практически закончилась в «Бернли» в начале 1970-х годов, где он провел менее 100 матчей в лиге. Он был тренером, но менеджмент — это немного другое, и после прогресса, достигнутого при Алане Болле, в следующем сезоне мы скатились назад.

Меррингтону не дали много денег на усиление команды, и в основном ему пришлось работать с теми игроками, которые достались ему в наследство. Одним из самых значительных изменений, которые он произвел, была замена меня в команде на Дэйва Бизанта.

Сезон 1995/96 был настоящим провалом, и я мог лишь наблюдать со скамейки запасных за тем, как мы прозябаем в нижней части Премьер-лиги. Ле Тиссье не удавалось забивать, и за всю кампанию он смог сделать это лишь семь раз. К Рождеству мы одержали всего четыре победы, а с конца ноября по конец марта — только одну. Выбывание стало реальной возможностью.

В итоге Меррингтон ненадолго восстановил меня в команде, и мы пошли на поправку, выиграв три из шести последних матчей и еще один сыграв вничью. Мы обыграли будущих чемпионов «Манчестер Юнайтед» в знаменитой игре, когда Алекс Фергюсон потребовал, чтобы им разрешили переодеться в перерыве, потому что, по его словам, игроки не видели друг друга в серых гостевых футболках. Мы все равно выиграли — 3:1. В конце концов, этого оказалось достаточно, чтобы остаться на первом месте по разнице забитых и пропущенных мячей. Всего за сезон мы выиграли лишь девять матчей и набрали лишь 38 очков.

По иронии судьбы, мы остались в лиге за счет команды Болла «Манчестер Сити». Перед последней игрой сезона нам нужно было сыграть так же или не хуже «Сити» против «Ливерпуля» или даже превзойти его, когда мы встречались с «Уимблдоном» на стадионе «Делл». Ни «Уимблдону», ни «Ливерпулю», которому на следующей неделе предстоял финал Кубка Англии против «Манчестер Юнайтед», было не за что играть, но день выдался напряженным. В перерыве мы узнали, что «Ливерпуль» повел 2:0, а мы играли вничью 0:0, но все равно было напряженно. Затем пришло сообщение о том, что «Сити» сравнял счет — 2:2. Мы все еще оставались наверху, но гол против нас или еще один гол «Сити» отправил бы нас вниз. Что делать в такой ситуации? Держаться или сдаться? Наступила паника. Не думаю, что Дэйв Меррингтон действительно знал, что делать. В конце концов нас спасли ложные слухи о том, что мы отстаем. Полагая, что это означает, что они останутся наверху, Болл велел своим игрокам держать мяч у угла поля, чтобы затягивать время и дождаться окончания матча. К счастью для нас, наша игра закончилась вничью, а атакующий импульс «Сити» и, в конечном счете, его статус в высшей лиге умерли.

«Саутгемптон» был спасен, но этого оказалось недостаточно для увольнения Меррингтона.

Несмотря на разочаровывающую кампанию, я был счастлив в «Саутгемптоне» и хотел реализовать свою опцию на третий год контракта, что позволило бы мне продержаться почти до сорокалетия. Клуб был предан мне, и, несмотря на трудности на поле и вне его, мне нравилось жить на южном побережье. Но когда был назван преемник Меррингтона, я понял, что это не вариант. Человеком, который должен был заменить его, стал Грэм Сунесс.

Когда я встретился с ним, чтобы обсудить свой контракт, Грэм был лаконичен и предельно ясен.

— Я бы хотел запустить свой опцион на третий год, — сказал я ему.

— Мы хотели бы воспользоваться опционом, чтобы освободить тебя из команды, — сказал он мне.

И вот я снова в поисках нового клуба.

Приглашаю вас в свой телеграм-канал, где переводы книг о футболе, спорте и не только...

книги

переводы