17 октября, 06:50 30 мин.

Брюс Гроббелар. «Жизнь в джунглях» 32. Странствующий игрок; 33. День сурка; 34. Из тьмы на свет

Антон Перепелкин

Автор

178

Привязанный к земле
Убегая из дома
Колдун
Лидер «палки»
Война в Южной Родезии
Спасенный футболом
Зеленая Мамба
Футбольный цыган
В «Ливерпуль» на спор за £1
На самой глубине
Принц-клоун
Дни матчей
Влюбляюсь
Европейская поездка
«Эвертон»
«Эйзел»
Природа вратарского мастерства
Менталитет победителя
«Хиллсборо»
Закрытие болезненной весны
Последний титул
Кенни уходит в отставку
Битва с Сунессом
«Саутгемптон»
Спецоперация
Винсент
Прослушан
Арестован
Облегчение
Глубинка
Футбольный суд века
Странствующий игрок
День сурка
Из тьмы на свет
Команда мечты
Изгнанник
Послесловие

Благодарности

Фотографии

32. Странствующий игрок

В КОНЦЕ СЕЗОНА 1996/97 МОЙ КОНТРАКТ НА «ХОУМ ПАРК» не был продлен, и я снова оказался без клуба, хотя и ненадолго. Ко мне обратился «Оксфорд Юнайтед», который был на уровень выше «Плимута» в Первом дивизионе Футбольной лиги, и я с радостью подписал контракт с их менеджером Денисом Смитом. Я едва успел договориться о сделке, как раздался телефонный звонок от моего агента. Было и другое предложение — из Премьер-лиги. «Шеффилд Уэнсдей» хотели, чтобы я подстраховал их вратаря Кевина Прессмана.

Я не собирался отказываться от такого предложения, но, несмотря на то, что я прибыл в команду свободным агентом, существовала сложность, связанная с контрактом, который я только что подписал.

— Не волнуйся, — сказал мой агент, — я все улажу.

Он позвонил менеджеру «Уэнсдей» Дэвиду Плиту и сообщил, что сумма составляет £30 тыс. Для клуба Премьер-лиги это мелочь, но мы все остались довольны недельным пребыванием на «Манор Граунд». Я получил £10 тыс., мой агент — £10 тыс., и «Оксфорд» — остальные десять тысяч.

Я провел восемь месяцев в «Шеффилд Уэнсдей» и не сыграл ни одного матча за первую команду, но для меня это было очень важное время. Находясь на «Хиллсборо» и будучи частью этого клуба, я смог избавиться от демонов, с которыми столкнулся после ужасной трагедии, произошедшей там в 1989 году. Мы тренировались прямо за стадионом, поэтому приходилось идти мимо трибуны «Леппингс Лейн», чтобы попасть на тренировочные поля, расположенные позади. Мы довольно часто там гуляли, что было мне на руку. Сначала это было очень тяжело, но постепенно привыкаешь видеть, чувствовать и просто вспоминать. А потом, когда игры закончились, ты оглядываешься, и все стало совершенно другим, потому что высокие ограды убрали. Со временем я избавился от страха перед этим местом, тренируясь и играя за «Шеффилд Уэнсдей».

На «Хиллсборо» назревали большие перемены, и по окончании сезона 1997/98 мой контракт не собирались продлевать. К тому времени я уже взял отпуск и перешел в «Олдхэм» по краткосрочной сделке в конце кампании. Я воссоединился с Нилом Уорноком, но это было недолгое пребывание для нас обоих; я сыграл четыре раза, но мы с Нилом ушли после того, как не смогли выйти в плей-офф Второго дивизиона. «Олдхэм» был достаточно хорош, чтобы играть на уровень выше, но я приехал слишком поздно, чтобы что-то изменить.

В следующем сезоне — 1998/99 — я приближался к своему 41-му дню рождения и уже прочно вошел в роль футбольного кочевника, время недельных контрактов и потрясений. Я всегда хотел играть и никогда не боялся работать, так что все это меня вполне устраивало. В начале сезона я сыграл несколько матчей за «Чешем Юнайтед» в Истмианской лиге. Руководил командой бывший защитник Шпор и «Рейнджерс» Грэм Робертс, и хотя до Премьер-лиги было далеко, толпы зрителей обычно достигали четырехзначных цифр. Но когда снова позвонил Нил Уорнок, я не смог устоять.

На этот раз мы встретились в «Бери», который тогда выступал в Первом дивизионе, и я оказался в роли запасного за Дином Кили и рядом с молодым Пэдди Кенни. Бери оказался на удивление суровым местом. Он находится недалеко от Манчестера, и поэтому в ночное время центр города был для меня закрыт. Болельщики, похоже, были заинтересованы только в том, чтобы прийти подраться, а не в том, чтобы оказать поддержку. Мой друг Невилл Саутхолл столкнулся с чем-то подобным, когда играл здесь в начале своей карьеры в начале 1980-х годов; тогда болельщики из-за ворот издевались над ним, потому что он вытеснил любимца публики. Это показывало, как мало они знали, ведь через несколько лет он стал одним из лучших вратарей в мире.

Я сыграл один матч, в проигрыше «Бирмингем Сити» в сентябре. Я перешел в «Линкольн Сити» в декабре, заключив контракт на один месяц. Я сыграл дважды: вничью 0:0 с «Колчестер Юнайтед» и в поражении 1:4 против «Уикомб Уондерерс». Это было мое 867-е и последнее профессиональное выступление в английском футболе, хотя год или около того спустя я подписал недельный контракт с полупрофессиональным клубом «Нортвич Виктория» из Конференции и сыграл в матче финального квалификационного раунда Кубка Англии против «Хеднесфорд Таун» (ничья 2:2).

На каком бы уровне я ни играл, я стремился к победе. В конце карьеры я философски относился к выступлениям за «Бери», «Линкольн», «Чешем» и другие команды, потому что, хотя я и познал такие большие высоты, я никогда не забывал о скромных обстоятельствах, при которых я начал свою игровую карьеру в Южной Африке. Меня не волновало, играю ли я перед 100 000 зрителей за «Ливерпуль» или перед одним человеком и его собакой за «Чешем». Я всегда испытывал профессиональную гордость, надевая свитер, с которым меня связывал контракт, и моя мотивация всегда оставалась неизменной: побеждать.

33. День сурка

ИЮЛЬ 1999. ДЕНЬ СУРКА. ДЕЛО ПРИШЛОСЬ ВЫСЛУШАТЬ ЗАНОВО — на этот раз, когда я добивался возмещения ущерба от газеты Sun. Дело о клевете, которое я затеял почти пять лет назад, наконец-то дошло до суда.

У Sun был легендарный адвокат Джордж Карман, который представлял их интересы, но, как бы он ни был интересен судье и горстке журналистов, все еще следивших за делом, он всегда был против. Два суда уже пришли к выводу, что на меня не было дела, по которому я мог бы отвечать. Крис Винсент неоднократно доказывал, что он абсолютно ненадежен и лжив. Примечательно, что Карман никогда не привлекал его в качестве свидетеля. По словам Кармана, он был «совершенно ненадежным свидетелем». Тем не менее он использовал секретные записи, сделанные Винсентом, в своем деле против меня.

— Не было ли так, что на этих пленках можно было услышать «настоящего» Брюса Гроббелара?» — размышлял он в один прекрасный момент.

— Настоящего Брюса Гроббелара нет на этой пленке, — ответил я. — Он здесь.

Суд присяжных вынес решение в мою пользу и присудил мне компенсацию в размере £85 тыс. Не то чтобы мне удалось увидеть хоть что-то из этих денег, поскольку Sun немедленно обжаловала приговор.

Это означало еще одно судебное разбирательство, еще 18 месяцев ожидания. Временами мне казалось, что я живу в неопределенности, что, что бы ни случилось, я не смогу очистить свое имя. Сейчас я живу в Южной Африке, работаю тренером и менеджером, но надо мной по-прежнему висит тяжелая пелена.

Тогда, 18 января 2001 года, был вынесен вердикт Апелляционного суда. Невероятно, но решение было принято в пользу Sun. Я был ошеломлен. Это было последнее дело Кармана перед его смертью за две недели до публикации приговора, и я понятия не имею, какую темную магию он навел на лордов-юристов, но лорды-судьи Браун и Паркер отвергли мою версию событий. Лорд-судья Джонатан Паркер заявил, что вердикт присяжных был «судебной ошибкой». Лорд-судья Саймон Браун, которому спустя несколько лет вынесли порицание за плагиат и «совершенно плохую практику» в связи с одним из его дел, сказал, что это было «оскорблением правосудия». Это был разрушительный момент.

С юридической точки зрения это также был исторический момент: еще никогда в истории права приговор за клевету не отменялся апелляционным судом. Это, по мнению экспертов в области права, «удивительно» — особенно когда жертвой становится бульварная газета. Ветеран юриспруденции по делам о клевете Питер Картер-Рак назвал приговор «поразительным». «В моей практике, которая насчитывает уже шестьдесят лет, я не знаю ни одного случая, когда бы такое произошло», — сказал он.

Меня поразило, что, доказав свою невиновность в трех разных судебных инстанциях, Апелляционный суд смог отменить эти решения. Мало того, что мне грозило финансовое разорение, поскольку теперь я должен был оплатить расходы в размере £1,5 млн., так еще и моя репутация была в очередной раз испорчена.

Sun с трудом сдерживала свой восторг. Их сотрудники хвастались, что собираются отобрать у меня семейный дом. На первой странице газеты был помещен заголовок: «Жулик, мошенник, лжец, предатель».

У МЕНЯ БЫЛ ЕЩЕ ОДИН ПУТЬ. ПАЛАТА лордов может отменить вердикт апелляционного суда. Моя команда юристов не сомневалась, что у нас очень сильное дело. Они подали документы, и мы стали ждать.

Наконец, в октябре 2002 года — через восемь лет после первого случая и более чем через три года после моей победы в деле о клевете — был вынесен вердикт. Они отменили вердикт Апелляционного суда. Мое имя наконец-то было очищено.

Однако с финансовой точки зрения это была пиррова победа. Мой поступок Клюзо снова стал преследовать меня. Хотя моя репутация до этого была «незапятнанной», и не было никаких сомнений в том, что меня оклеветали, судьи заявили, что на этих пленках я вел себя так, «как не поступил бы ни один порядочный и честный футболист». Учитывая такое поведение — а я должен уточнить, что они не говорили, что я сделал что-то плохое — было бы «оскорблением правосудия», если бы они заставили Sun выплатить мне компенсацию. В связи с этим они уменьшили мою награду до «ничтожной суммы»: £1. Наградить меня чем-либо еще, сказали они, «было бы оскорблением для спорта, общественного правосудия и государственной политики».

Реакция судьи была глубоко разочаровающа, но я отнесся к награде флегматично. £85 тыс., которые я так и не увидел. Они могли бы быть хорошим подспорьем, потому что я мог повезти своих девочек в отпуск, а что можно сделать с фунтом? Я даже не мог купить себе на них пиво.

Поскольку я все еще нес ответственность за все судебные издержки, я пошел на банкротство, чтобы защитить себя, свою семью и оставшееся у меня имущество. Я не знал, сколько мне придется заплатить за судебные издержки. Репутационное банкротство — ужасная вещь, независимо от того, знаменитый ты футболист или нет. Это влияет на то, что люди о тебе думают.

Как футболисту, тебе хорошо платят. У тебя много свободных средств. Это поддерживает прекрасный образ жизни. Я много путешествовал. У меня была красивая одежда и я наслаждался роскошью. Но я всегда был хорошо подкован; я знал, откуда я пришел и с чего начал — с абсолютного ничто. Я никогда не забывал, что в начале своей карьеры я наскреб достаточно денег, чтобы играть за «Дурбан Сити», и жил в комнате в саду у друга, обеспечивая деньгами чужого ребенка. Я прожил жизнь не только тяжело, но и очень красиво. Если бы я этого не сделал, то в конечном итоге для меня все могло бы оказаться гораздо сложнее.

Я рад, что сделал это, потому что в конце концов многое удалось спасти. Это спасло мою семью, но не меня самого. Наш брак с Дебби окончательно распался, и ей досталось все — все мое имущество было переписано на нее. Жизнь становится немного раздражительной, но ты живешь дальше. Жизнь бросает тебя в множество поворотов, но ты должен приспособиться или умереть.

ПОСЛЕ ТОГО, КАК ХАОС УТИХ, Я ВРЕМЯ ОТ ВРЕМЕНИ СЛЫШАЛ ОБРЫВКИ ИНФОРМАЦИИ О Крисе Винсенте. Хотя в итоге он так и не предстал перед судом за извращение правосудия, похоже, он не сильно изменился. В свое время его выгнали из Кении, арестовав за побег из отеля, где ему выставили счет на $10 тыс. Предполагалось, что голливудская киностудия заинтересована в создании фильма о случившемся — с Мелом Гибсоном в роли Винсента! — но, как и многое другое, это была фантазия. Он снялся в документальном телефильме о людях, потерявших все свое состояние, что было иронично, потому что у него не было своего состояния, которое он мог бы потерять — только мое.

За все эти годы я встретил Винсента всего раз. Это была короткая, напряженная встреча в коридорах Высокого суда, где мы неожиданно оказались лицом к лицу, и больше там никого не было. Я сказал: «Если ты хочешь покончить с этим. Возьми оружие, я возьму свое, и возвращайся в Зим, в буш. Назначь дату, нас обоих высадят в определенном месте, мы придем, найдем друг друга и разберемся с этим раз и навсегда». Он повернулся и пошел прочь.

Эта встреча так и не состоялась. С тех пор я живу дальше и надеюсь, что он тоже. Я не знаю, где он, и у меня нет никаких стремлений его найти. Где бы он ни находился, удачи ему.

Однако я не прощаю Винсента и не жалею его. Но по прошествии стольких лет я все же пытаюсь понять тот хаос и алчность, которые привели к тому, что он опустошил мой банковский счет, а затем обрушил на меня свою страшную месть.

Когда меня демобилизовали из армии, я сразу же занялся футболом. Говорят, что ничто не сравнится с адреналином и острыми ощущениями от игры перед 40 000 зрителей каждую неделю, но те, кто в это верит, никогда не были в джунглях с солдатами противоборствующей армии, которые желают лишить тебя жизни. Когда ты сражаешься на войне, как я, опасность вездесуща; если ты сделаешь неверный шаг или потеряешь концентрацию, ты погибнешь. В футболе, если ты совершаешь ошибку — а я иногда их совершал — всегда есть следующая неделя или следующий сезон. В джунглях второго шанса нет.

Ничто и никогда не сможет заменить острых ощущений войны или товарищества, когда люди переживают одни и те же экстремальные обстоятельства, но футбол, по крайней мере, заполняет некоторую пустоту. Я перешел из одной крайности в другую. Если бы это не занимало всю мою жизнь, я не сомневаюсь, что мне было бы трудно приспособиться к гражданской жизни, что, если бы я не зацикливался на своих переживаниях, я, вероятно, страдал бы от той или иной формы посттравматического стрессового расстройства. На самом деле я уверен, что не был бы здесь сегодня, если бы не было чего-то такого всепоглощающего, что отвлекало бы меня от военных будней. Все свободное время во время войны мы проводили в дымке марихуаны или алкоголя. Ты просто хотел обдолбаться, чтобы забыть. Мне повезло, что у меня был спорт, куда я мог отступить, когда бой закончился.

Я не знаю, страдал ли Винсент от симптомов посттравматического стрессового расстройства, но ему определенно было трудно успокоиться после участия в войне в Южной Родезии. Мне рассказывали, что еще во время службы в вооруженных силах он едва не покончил с собой, перевернув в пьяном виде грузовик весом в две с половиной тонны, проехав на нем по встречке на шоссе и переехав две кольцевые развязки. Ему наложили сорок швов, он потерял четыре зуба и повредил колено.

После войны он вслед за отцом занялся сахарным бизнесом в Зимбабве, а затем в Южной Африке. Он работал в бизнес-консалтинговой компании в Йоханнесбурге. Он вернулся в Зимбабве и в течение девяти месяцев работал в сафари-бизнесе вместе с Чарльзом Дэви. Он часто менял работы.

Другие, знавшие его, рассказывали о его грандиозных деловых обещаниях и еще более грандиозных тратах. «Винсент всегда мечтал, всегда говорил о большом, говорил о миллионах, а не о более реалистичных суммах», — рассказал один из его школьных друзей изданию Daily Star, когда обвинения впервые всплыли на поверхность. В одном из своих выступлений он утверждал, что превратит инвестиции в размере £15 000 тыс. в «миллион в кратчайшие сроки».

Затем он приехал в Уэльс в конце 1980-х годов и стал работать в компании по производству древесно-стружечных плит — по его собственным словам, это была хорошо оплачиваемая работа с хорошими перспективами; но и на ней он не смог удержаться. От него ушла жена, и он рассорился с директорами компании. Он основал собственную компанию Nationwide Boards, в которой работало 32 человека в городе Чирк. Предполагалось, что его поддерживал грант Валийского офиса, но этот грант так и не был выплачен. Компания не выплатила ему зарплату перед Рождеством 1991 года, и сотрудники были вынуждены стучать в дверь его квартиры, требуя свои деньги. Но все было безрезультатно. Компания была ликвидирована в суде графства Рексем в апреле 1992 года с долгами в £200 тыс.

Именно тогда Винсент снова начал стремиться к мечте о сафари. Он был, как сказал мой адвокат Родни Клеван, «змеей, которая ползет вперед к своему богатству». Вот тут-то я и вмешался.

Он плохо обращался с деньгами, был расточителен, экстравагантно щедр, как только на его счету появлялись деньги — обычно в те годы это были мои деньги — пока они не заканчивались. Даже когда он продавал истории обо мне и зарабатывал тысячи за раз, деньги уходили на праздники и подарки для Бернис, а когда они кончались, он заявлял тем, кто к тому времени поддался на его уловки, что ему не на что даже прокормиться.

В то же время я был не единственной жертвой его мстительности и фантазии. В 1995 году он дал показания полиции Хэмпшира, утверждая, что Нил Хьюлетт поймал в поместье трех браконьеров и казнил их. Это было нелепой и еще одной фантазией Винсента. У нас не было ничего, за чем могли бы прийти браконьеры: у нас не было носорогов, буйволов, слонов и львов. Это была полная ерунда, приукрашивание и ложь, а также пустая трата времени. Полиция Хэмпшира взаимодействовала с зимбабвийской полицией, которая провела обыск в лагере. Но, конечно, они ничего не нашли, потому что там нечего было искать. И никогда не было.

34. Из тьмы на свет

СУДЕБНЫЕ ДЕЛА БЫЛИ ОЧЕНЬ РАЗРУШИТЕЛЬНЫМИ. ОСВЕЩЕНИЕ СОБЫТИЙ В НОВОСТЯХ тяжело сказалось на моих девочках. Мой старший ребенок, Тали, к тому времени училась в средней школе и была достаточно взрослой, чтобы понять, что на самом деле означают обвинения для семьи. Долгая битва оставила меня в некотором замешательстве. В конце концов, это привело к тому, что мы с Дебби расстались. Еще до вынесения окончательного вердикта в отношениях с Дебби не все было гладко. Я понимаю, что давление на нее должно было быть огромным. Мы расстались.

К концу дела я устроился на работу в ЮАР тренером «Суперспорт Юнайтед» и жил с младшей дочерью Оливией, у которой начался подростковый возраст. Мы с Оливией жили в прекрасном месте под названием «Даинферн Кантри Клаб» — поместье для игры в гольф недалеко от Йоханнесбурга. Я работал в Претории, следующем городе по автостраде. В течение 18 месяцев, когда я ездил на выездные игры с «Суперспорт», за Оливией присматривала горничная из Зимбабве. А еще совсем рядом жил мой кузен Арчи.

Дебби прилетала к нам в гости. Мы пришли к мирному соглашению по поводу детей, и Тали осталась с ней в Англии. К сожалению, передав Дебби более или менее все, чтобы защитить некоторые активы в процессе банкротства, Дебби решила оставить себе то, что ей было передано. С 2001 года мы не общались. Шесть лет ушло на достижение соглашения о разводе — еще одна долгая битва со множеством препятствий.

Я НАЧИНАЛ С НУЛЯ. МНЕ НУЖНО БЫЛО ЗАРАБАТЫВАТЬ ДЕНЬГИ. Я не беспокоился о карьере. Я беспокоился о том, что у меня будет финансовая стабильность, чтобы обеспечить своих детей и себя.

Я устроился на работу тренером футбольного клуба «Элленик» в Кейптауне. «Элленик» была самой старой командой в Южноафриканской лиге. К сожалению, сейчас они уже не существуют и расформированы, потому что владелец-грек погиб в результате несчастного случая. Он был из семьи Хаджидакис; они владели 711 магазинами и франшизами по всей Южной Африке. Поработать там было хорошим опытом. Я в течение шести месяцев помогал им и спас их от вылета, несмотря на то, что на момент моего прихода в команду они находились на дне, набрав всего четыре очка в 14 матчах. В первой же игре я выиграл для них их пятое очко, и во второй половине сезона мы проиграли лишь одну игру. Я даже играл в воротах в последней игре сезона, против «Кайзер Чифс», и вошел в историю как самый возрастной игрок, выступавший в высшем дивизионе Южной Африки в 44 года — рекорд, который был побит в 2013 году вратарем Андре Арендсе. Однако мне пришлось заменить себя через 20 минут, когда в столкновении я сломал ребра.

Но я чувствовал себя совершенно пустым. Оливия училась в школе-пансионе в Великобритании. Я слишком много пил. Я погрузился в темную дыру, часто размышляя о том, что я потерял. Мне пришлось многое пережить. Меня подвели. Я подвел людей. Мне было жаль себя. Пока не завершился развод с Дебби, я не чувствовал, что могу двигаться дальше. Я был в ярости.

Моя судьба изменилась. Мой помощник в «Элленик» болел за «Лидс Юнайтед». Они играли с «Ливерпулем», и однажды вечером, выиграв днем ранее игру с «Элленик», мы отправились в паб «Кроненберг», где подают пиво в немецком стиле.

Я сидел на табурете рядом с баром, когда в середине первого тайма кто-то коснулся моего плеча. Я обернулся, а там стояла красивая женщина. Божечки. Она была великолепна. Длинные, темные, волнистые волосы, одета в регбийный костюм Западной провинции — шарф, шапка, топ. Она сказала: «Ты занял мое место. А что это на экране? Это не национальный вид спорта Южной Африки». И она крикнула бармену: «Эй, что это за чертовщина?».

Бармен указал на меня: «Разве вы не знаете, кто это?

Она покачала головой и приказала: «Врубай регби!»

Я посмотрел на нее и сказал: «Простите, я не видел вашего имени на сиденье и на столе, иначе я бы здесь не сидел. Неважно, я ухожу». Я отошел в другой конец бара, пока она и ее подруга садились.

Принесли тарелку с морепродуктами, а я не знал, что мой помощник не любит морепродукты. Рыбу он съел, а к креветкам и мидиям не притронулся. Это было огромное блюдо на двоих; я не смог съесть все, поэтому вернулся за стол к девушкам. Я сказал: «Мне очень жаль, что я вас огорчил, но я сейчас уйду и хотел бы предложить вам эту половину тарелки». Они посмотрели друг на друга и утвердительно кивнули.

Они оба проходили практику в больнице Грут Шуур. С волнистыми волосами Карен была анестезиологом, а ее подруга Робин — гинекологом. Будучи стажерами им не очень много платили, поэтому им понравились хорошие морепродукты. Я сказал Карен: «Я хотел бы взять у вас номер телефона; я сейчас уезжаю в Англию и вернусь на следующей неделе, и я знаю, что ваша команда по регби будет играть здесь на следующей неделе, и я хотел бы приехать сюда и посмотреть на нее вместе с вами, а также заплатить за еду». Она записала свой номер.

Вернувшись из Великобритании на следующие выходные, я был очень взволнован, позвонил ей и договорился о времени и месте, где я смогу забрать ее на игру, которая должна была произойти на следующий день. Я узнал адрес, заехал за ней, и мы отправились смотреть регби.

Я всегда говорил, что влюбился в ум Карен. Она невероятно умна. Я знаю, что ей тоже было нелегко, когда мы только встретились: она потеряла отца и своего парня из-за болезни.

Я объехал весь мир — побывал в Куала-Лумпуре и Бангкоке, где играл за Легенд «Ливерпуля» — и узнал, что она заканчивает медицинский колледж, а ее мать Сильвия не смогла приехать в Дурбан на выпускной. Я прилетел из Бангкока в Дурбан, чтобы сделать ей сюрприз на выпускном, и с этого момента начались наши отношения.

Встреча с Карен спасла меня от гибели. В то время я жил от зарплаты до зарплаты. У меня не было дома, у меня не было ничего материального. Но поддержка Карен помогла мне сосредоточиться на главном. Мы оба вывели друг друга из темноты на свет.

Ни одни полноценные отношения не развиваются по прямой линии. На какое-то время мы с Карен решили, что наши разные жизни не позволяют нам продолжать встречаться. Я вложил все свои силы в программу по борьбе с малярией. Особенно неприятный приступ я пережил в Южной Африке после того, как по наивности перестал принимать лекарства, чтобы защититься от болезни. Мой кузен Арчи отвез меня в больницу после того, как я начал страдать от малярийных симптомов, похожих на тяжелый грипп, но анализы крови раз за разом давали отрицательный результат. Только благодаря вмешательству быстро соображающей медсестры-африкаанс, которая заставила меня бегать вверх-вниз по больничной лестнице перед сдачей очередного анализа, инфекция была обнаружена и вылечена как раз вовремя. Еще 24 часа, и, думаю, я бы умер. Благодарный за свое спасение, я объединился с компанией моего друга, которая производит и продает средства защиты от малярии, чтобы рассказать людям о своем опыте и немного просветить их.

В 2004 году я отправился в Ист-Лондон, Южная Африка, чтобы встретиться со Стуру Пасией, председателем Mthatha Bush Bucks. Я все еще находился в процессе развода, и чувство неопределенности не покидало меня. Я жил в двухкомнатной квартире в пригороде Восточного Лондона, где река Гонуби впадает в море. Гонуби — уникальное место, где за один день можно увидеть четыре времени года. Погода может меняться от секунды к секунде, так как она зависит от большого и открытого Индийского океана. Это дало мне много времени для размышлений. К какому типу людей я отношусь? Почему мой первый брак распался? Почему мои новые отношения с Карен не сложились? Что мне делать со своей жизнью?

Все эти размышления в конечном итоге пошли мне на пользу. У меня появились очень хорошие друзья в Восточном Лондоне, где я проработал один сезон. Их дружба помогла мне оторваться от бутылки, и я постепенно вернул свою жизнь в нормальное русло, поскольку они затаскивали меня на игры в гольф, баловали хорошими разговорами и вкусной едой. Эти друзья — Абель и Роми Энн Редди, с которыми я познакомился в Зимбабве, мой адвокат по разводам Майк Аллам и большой ирландец Шрек — стали главной причиной моего перелома, и за это я им вечно благодарен.

В 2004 году я перешел в клуб «Маннинг Рейнджерс», расположенный в Дурбане. Нам предстояла игра в Кейптауне, и я решил позвонить Карен. Мы не виделись полгода. Мы отправились поужинать в один из ее любимых ресторанов, «Код Фазер». Она сказала мне, что решила покинуть Африку и отправиться в Великобританию, чтобы работать по совместительству, и после периода, когда я ужасно скучал по ней, я решил последовать за ней в Лидс, оставив свою работу в Южной Африке.

Мы купили дом в Уэйкфилде. Но я все еще был женат на Дебби, которая, казалось, была полна решимости все затянуть, чтобы нам обоим было непросто жить дальше. Только в конце 2008 года я наконец-то стал свободным человеком. Уже через месяц я смог жениться на Карен в Кейптауне. Это было незадолго до Рождества, и жара на улице стояла сорокаградусная.

В ВЕЛИКОБРИТАНИИ ВО ВРЕМЯ ВЕЧЕРНИХ МАТЧЕЙ мне регулярно задавали вопросы о суде о договорных матчах. С точки зрения общественности это было понятно. В конце концов я решил решить эту проблему с самого начала, начав обсуждение темы коричневого конверта. Было бы над чем посмеяться.

Появились и другие возможности для работы. Карен забеременела, когда я пришел на «Адскую кухню», кулинарную программу. Через десять недель Карен обнаружила, что ребенок здоров. Тогда же я решил покинуть шоу.

Марко Пьер Уайт, знаменитый шеф-повар, усадил участников за стол и сказал: «Один из вас отправляется домой». Я сказал: «Марко, я хотел бы кое-что сказать. Неважно, собирались вы меня выгонять или нет, сегодня вечером я отправлюсь домой. Если это кто-то другой, я даю ему еще один шанс, потому что он нуждается в этой программе и общении больше, чем я. Есть кто-то, кому я нужен больше, чем вам. Таково мое решение».

Ожидая ребенка, мы изучали, в каких странах лучше всего растить ребенка, и выбрали Канаду. Мы хотели поехать туда, где хорошее школьное образование. Канада — безопасное место. В то время как мое кочевое прошлое означало, что я привык к переездам и не испытывал проблем, у Карен было прекрасный дом в Хаут-Бей, Кейптаун. Мы могли бы жить там, но, проанализировав ситуацию с холодной головой, поняли, что Хаут-Бей находится недалеко от некоторых поселков. По ночам там были слышны выстрелы. Я жил в Хаут-Бей, пока тренировал «Элленик», и однажды вечером незваные гости перелезли через мой забор, угрожая пистолетом, и забрали мой ноутбук. Мы остановили свой выбор на Канаде.

Фортуна занесла нас в Ньюфаундленд, где я сыграл в благотворительном турнире по гольфу, и мне так понравилось это место, что я решил на следующий день посетить больницу и повидаться с заведующим отделением анестезиологии. В этих отдаленных районах было трудно набрать сотрудников на подобные должности. Когда я сидел там, позвонила Карен. Это был знак, что нам стоит попробовать этот район.

Ньюфаундленд вдвое меньше Великобритании, а его население равно населению Эдинбурга. Здесь много места и десять миллионов лосей.

Карен была уже на последних месяцах беременности в Канаде, а я заканчивал выступать за ужином в Великобритании, когда у нее начались роды. Можно сказать, что я много выпил в Порт-Толботе, когда зазвонил телефон как раз в тот момент, когда я собирался выйти на сцену. Последующее путешествие включало в себя быстрый процесс вытрезвления, включавший в себя многочисленные чашки кофе, полицейский эскорт до границы с Уэльсом, сон на парковке Терминала 2 в Хитроу, перелет через Атлантику в Новую Шотландию, еще один перелет до Оленьего озера и поездку на такси в больницу.

Я быстро оделся, вошел в дом, взял Карен за руку, и примерно через две минуты появилась Ротем. Я был так близок к тому, чтобы упустить этот момент. В 51 год я снова стал отцом. Как обычно, последовательность событий была хаотичной.

Я С РАДОСТЬЮ ПОКИНУЛ ЮЖНОАФРИКАНСКИЙ ФУТБОЛ, ГДЕ были проблемы со сдачей матчей. Перед одной из игр в отеле в Рустенбурге я помню, как услышал стук в дверь. Трое мужчин смотрели на меня, и один сказал:

— Привет, тренер, как дела? Мы — судьи на завтрашний матч.

— Да?

Они сказали:

— Ну, мы здесь по поводу нашего конверта.

Я посмотрел на него и прошипел:

— Конверта? Можете проваливать!

Я закрыл дверь. Потом мой помощник встал и вышел, а вернувшись в номер, сказал: «Завтра все будет хорошо». Получив полномочия от кого-то, кто по иерархии находился выше, чем я в клубе, он передал судьям матча их конверт. Не могу сказать, сколько стоит выигрыш в Южной Африке, так как не видел, что находится внутри.

Мы играли на следующий день, вели 1:0, но в итоге проиграли 1:2. После игры я посмотрел на своего помощника и сказал: «Кажется, ты сказал, что все будет хорошо?». Мой помощник обернулся ко мне: «Другая команда заплатила им больше».

В КАНАДЕ Я СТАЛ РАБОТАТЬ ТРЕНЕРОМ ВРАТАРЕЙ В «ОТТАВА Фьюри». В 2015 году Пол Далглиш, сын Кенни, был назначен нашим новым главным тренером после моих первых 16 месяцев работы в «Оттава Фьюри». Я был немного удивлен, что они не попросили меня попробовать, ведь у меня гораздо больше опыта, чем у молодого Далглиша. Внезапно сын старого героя «Ливерпуля» и мой собственный бывший босс стали нами командовать.

В том году я вернулся в Ливерпуль и навестил Далглишей на Рождество. Марина, жена Кенни, сказала мне: «Я слышала, что ты работаешь с моим сыном. Присмотри за ним, пока он там». Кенни обернулся и сказал: «Марина, Пол будет присматривать за Брюсом». Чертовски сухо.

Было здорово встретиться с Кенни и Мариной в Оттаве, когда они приехали повидаться с сыном и внуками. Они могли ходить по улице, и никто их не узнавал.

Не так-то просто получить признание в Канаде за опыт, полученный в английском футболе высшего уровня, и найти возможности оказывать свое влияние и передавать свои знания и опыт канадском футболе. Если никто не узнает Кенни Далглиша, то каковы шансы по поводу меня?

Канадский футбол не станет лучше, пока они не изменят свои взгляды. Знание — сила, я всегда это говорил. Я подал свое резюме в Канадскую футбольную ассоциацию на должность тренера сборной; я подал свое резюме в «Оттава Фьюри» до того, как они стали профессиональной командой. Я уже много лет с нетерпением ждал возможности помочь развитию канадского футбола, но она так и не появилась.

Дисциплина и справедливость лежат в основе моего управления и тренерской работы. Я принял правило «трех промахов»: три промаха — и ты вне игры. Если игрок противоречил моим указаниям в тактическом плане или совершал большую ошибку, у него была возможность отыграться за промах, сделав что-то положительное. Есть разница между правилами и ожиданиями, и я бы предпочел сказать, что игроки знали, каковы мои ожидания.

Моей первой работой в Южной Африке в 1999 году стал клуб «Севен Старс» из Кейптауна, который я вывел из зоны вылета на четвертое место. То, что произошло потом, я расценил как упущенную возможность, потому что «Мамелоди Сандаунс» из Претории был одним из крупнейших клубов страны, и они хотели заключить со мной трехлетний контракт, но отказались от соглашения и отдали работу Клеменсу Вестерхофу, очень опытному голландскому тренеру. Следующее предложение о работе, в 1999 году, я получил в «СуперСпорте» в Претории. Они занимали 15-е место в Лиге и никуда не продвигались. За полсезона я вывел их на восьмое место. В следующем сезоне мы поднялись на третье место в лиге и играли в Кубке обладателей кубков Африки по всей Африке, в Ливии и Мозамбике. Вместо этого в «СуперСпорте» я столкнулся с несколькими проблемами — в частности, выяснил, что один из наших самых молодых звездных игроков немного старше, чем мы думали, и, обратившись от его имени к властям с просьбой уточнить дату его рождения, обнаружил, что клуб не так охотно говорит правду, как я хотел бы. После этого мои отношения с клубом ухудшились, и, как и в случае с «Мамелоди Сандаунс», все закончилось судебным разбирательством, которое я выиграл, на этот раз по причине эквивалента конструктивного увольнения.

Регулярное пребывание в суде ограничивало мои возможности в плане трудоустройства. Благодаря своим знаниям и страсти к футболу, я не сомневаюсь, что мог бы продвинуться в своей карьере менеджера намного дальше, если бы не этот вредный опыт. Сдача матчей и последующие судебные дела лишили меня лучших возможностей. Люди, принимающие решения в клубе, связывают мое имя с негативными вещами и делают вывод, что я не заслуживаю доверия, а значит, не стоит давать мне шанс, потому что в итоге я их разочарую. Я до сих пор встречаю людей, у которых на мой счет есть стигмы. А в конце вечера они могут признаться: «О, да ты неплохой парень».

Были и другие работы в других клубах, и постепенно моя страсть и внимание переключились с управления на тренерскую деятельность. Именно здесь я вижу свое будущее и чувствую, что идеально подхожу для этой роли. Как бывший вратарь, игравший на высоком уровне, я понимаю, что вратари — это индивидуальности, и поэтому тренировки должны учитывать как потребности самого вратаря, так и команды перед ним — и соперника. Мой общий совет всем вратарям: всегда концентрируйтесь на том, что делает мяч при ударе, а не на игроке.

Моей мечтой было бы стать тренером вратарей «Ливерпуля» — подразделения, в котором уже несколько лет существуют проблемы, хотя, возможно, сейчас эти проблемы вроде бы решены с покупкой Алиссона Беккера за огромные деньги. Мне бы очень хотелось работать там не только из-за моей эмоциональной привязанности к клубу, но и потому, что я думаю, что смогу оказать влияние, предоставив другой опыт и другой голос. Я не один задаюсь вопросом, почему два вратаря до Алиссона с трудом оправдывали уникальные ожидания клуба и в самые ответственные моменты допускали ошибки. Когда одно и то же происходит в одном и том же месте, ты анализируешь, что их связывает, и в данном случае этим человеком является тренер Джон Ахтерберг, человек, который невероятно квалифицирован, когда речь идет о тренерских лицензиях, но не обязательно, когда речь идет об игровом опыте. В конце концов, есть большая разница между игрой за «Транмир Роверс», как это делал он, и «Ливерпуль», и поэтому я задаюсь вопросом, способен ли он порой поставить себя на место того, кого он пытается научить.

Приглашаю вас в свой телеграм-канал, где переводы книг о футболе, спорте и не только...